Дославянский язык беларусов

БЕЛАРУСЫ — СЛАВЯНЕ лишь культурологически!

Беларусы привыкли считать себя «славянами», однако славяноязычный народ — это не совсем славянский народ этнически. На самом деле беларусы на две тысячи лет старше юного славянского этноса.

Известнейший ученый доктор биологических наук А.И. Микулич в книге «Беларусы в генетическом пространстве. Антропология этноса» пишет, что популяции коренных жителей Беларуси ведут свою родословную непрерывно не менее 130-140 поколений, это означает — самое позднее с середины 2-го тысячелетия до н.э.

Это мнение разделяют и другие беларуские историки и антропологи: беларусы по своей антропологии (долихокранный широколицый тип) и генам неизменны минимум 3500 лет. Это означает, что никакого значимого «прихода славян» на территорию нашей страны никогда не было — был только при принятии христианства переход населения на общеславянский язык.

Возникает вопрос — на каком же языке говорили до этого наши предки-беларусы?

Первые упоминания о наших предках относятся к эпохе великого переселения народов, когда к готам, уходящим с Дона под натиском гуннов, на территории нынешней Беларуси присоединились для похода в Европу местные племена гутов или гепидов. Их смешение в дальнейшем (к VI веку) и родило в Полабье новый этнос славян.

Сегодня ученые считают гутов-гепидов западными балтами, но самого научного термина «балты» не существовало ни в средние века, ни даже в XIX веке. Вместо него авторы второго тысячелетия использовали термин «литовские племена». Но это понятие ошибочно смешивало две разные группы балтов — западных балтов (ныне потерявших свой язык, а в свое время ставших основой для появления славян, а еще ранее от них отпочковались романские и германские племена, уходившие заселять Европу) — и восточных балтов (латышей и жемойтов), которые из-за своей затворнической жизни и самоизоляции смогли сохранить язык, наиболее близкий к древнему индоевропейскому.

В VIII-XIII веках на территории Беларуси жили три главных племени («литовских» в старой терминологии, а в нынешней научной — западнобалтских): это ятвяги Ятвы (столица Дарагичин), дайновичи Дайновы (столица Лида) и кривичи Кривы (столица Полоцк). Замечу, что упоминавшиеся в ряде летописей эпизодически в течение короткого периода племена радимичей и дреговичей (любимые многими историками из-за их якобы более «славянскости», чем всеми забытые ятвяги и дайновичи) — на самом деле в историческом плане ничего собой не представляли и исчезли. У них не было ни княжеств со своими названиями типа Ятва или Дайнова, ни своих столиц; судя по всему, это были только отпочкования тех же кривичей или смешение кривичей с сарматами Украины.

На каком языке говорили эти племена? Ятву и Дайнову все бесспорно относят к группе западнобалтских языков, их язык был родственен прусскому языку Погезании Миндовга и языку мазуров Мазовы. Но точно так и о Криве кривичей ученые говорят, что ее изначальный язык до славянизации варягами — западнобалтский. То есть «литовский» по средневековым определениям и определениям ученых царской России, хотя этот термин неверен, так как балтийские языки существовали за тысячи лет до рождения Литвы в Поморье.

Здесь необходимо сделать некоторое отступление. Сегодня многие люди полагают, что и в прошлом языки европейских народов различались между собой в не меньшей мере, чем различаются сегодня. Это — огромное заблуждение. 3500-2500 лет назад все индоевропейское население Европы говорило практически на одном языке, где латынь и греческий (как и архаичные языки восточных балтов, сохранившиеся почти неизменными с тех времен) — казались только ГОВОРАМИ одного языка. Поэтому древние беларусы тоже говорили на таком же языке — а не на каком-то ином, как кому-то кажется. На этом же языке говорили будущие немцы, французы, испанцы, англичане, славяне — их языки появятся только многие века или десятки веков спустя. Именно по этой причине была возможна экспансия Римской империи на почти всю Европу: в то время Европа была населена индоевропейскими племенами, понимающими друг друга и римский язык — без переводчика.

Однако к IV веку (эпохе великого переселения народов) ситуация несколько изменилась: племена романцев, германцев и западных балтов утратили постепенно падежные окончания древнего индоевропейского языка. Смешение с другими народами (часто не индоевропейскими) вело к утрате изначальной синтетичности языка; так у немцев, французов, испанцев, португальцев и особенно англичан язык становился все более аналитическим (без 6-ти индоевропейских падежей, с вынесенными за слово флексиями). Аналогичное мы видим в болгарском языке — единством славянском аналитическом языке (там славянизация болгар-тюрок не была закончена).

Западные балты, родившие славян в смешении с готами (и, возможно, сарматами или кельтами), смогли сохранить в новосозданном славянском языке и 6 падежей латыни, и фамилии на «-ич», что соответствует латинской и древнегреческой форме прилагательного «-ис». Это показывает — вместе с остальным прочим — огромную связь западнобалтского языка (и через него славянского) с латинским и греческим, что на порядки теснее, чем связь с ними романских и германских языков. Еще больше связь восточно-балтских языков, но эта связь, как я писал, объясняется только тем, что этносы восточных балтов вели на протяжении двух тысяч лет затворнический образ жизни, последними в Европе обрели свою письменность и приняли Христианство.

На каком языке говорили наши предки гуты-гепиды в VI веке? Никаких источников на эту тему нет, но, судя по всему, их язык в то время был весьма близок древнему исконному индоевропейскому языку. А вот готы, с которыми смешались западные балты в создании этноса славян, имели уже более аналитический язык. И создание в этой смеси славянского языка стало «компромиссом»: новый койне, служивший языком межнационального общения в смешанных варяжских дружинах готов и западных балтов, был, конечно, уже менее похож на древний индоевропейский язык, чем язык западных балтов. Собственно говоря, постоянный «ОТХОД» от норм древнего индоевропейского языка и определялся фактами зарождения новых койне — неких утрированных смесей для общения между теми или иными народами в Европе.

Славянский язык появился в Полабье, где окончили к VI веку свой поход готы и гепиды, захватив там местное западнобалтское племя венедов и его славянизировав. Славяне — это формация, основой которой был во многом именно готский субстрат. Фамилии на «ов» — это почти не измененные готские фамилии на «-он», которые у готов звучали с «н» носовым и более походили на «оу», чему близки румынские формы на «у» и украинские на «о». Имена — германские, готские. Например: Владимир — готское Вальдемар (германский термин wald, walt соответствовал праславянскому voldъ — «валадарить», владеть), Ярослав — готское Gero-slavъ от германского «ger» — боевое копье, означало «славный копейник» или «слава копья». По-славянски звучат имена готских князей периода как раз образования славянского языка: Витимер (ум. 376), Валамер (461), Тиудимер или Теодимер (ум. 474), Хлодомер (524), Гислемар (ум. 683), Теодрад (ум. 794).

А вот у нас никакого славянского языка не было — он появился, только когда варяги (готы-славяне) стали тут контролировать путь «из варяг в греки» и строить на нем свои укрепления. Фактически язык кривичей, ятвягов и дайновичей почти ничем не отличался от языка их недавних предков гутов-гепидов. Это был западнобалтский язык, который походил в равной мере на язык готов и славян только потому, что и породил это смешение, а равно походил на язык восточных балтов латышей и жемойтов (и на прусский язык), так как был частью древнего индоевропейского языка.

Напомню, что даже сегодня в беларуской мове около четверти лексики — это древняя западнобалтская, которой нет ни у кого и которая аналогична прусской лексике, абсолютно архаична и уходит корнями в древний индоевропейский язык.

Все это показывает абсолютно неверную позицию нынешней беларуской науки, которая — следуя еще указаниям товарища Сталина — считает «древнебеларуским языком» язык Статутов ВКЛ. Этот язык никак нельзя называть «древнебеларуским», так как этот язык БЫЛ ПЕРЕНЯТ У КИЕВА для документооборота ВКЛ. Он, может быть, в каких-то мелких нюансах и отличается от «рутенского языка Киева», но эти смехотворные отличия не делают его «старобеларуским», так как в ту эпоху наш народ говорил не на этом для нас иностранном языке ВАРЯГОВ, а на своем еще дославянском языке.

Что вообще означает с точки зрения научной методологии сам термин «древнебеларуский язык»? В средние века не существовало понятия «беларуский язык», и сегодня историки ОШИБОЧНО считают таковым язык Статутов ВКЛ — но это фактически украинский язык. Налицо методологическая ошибка. В ту эпоху не было этноса «беларусы», наш народ назывался литвинами, и их язык соответственно — это литвинский язык. Именно об этом и писали тогда авторы хроник: что литвины ВКЛ взяли для государственного документооборота ЧУЖОЙ (киевский) рутенский язык, а на своем литвинском говорят в семьях.

Таким образом, настоящий древнебеларуский язык — это не язык Статутов ВКЛ (украинский), а литвинский язык. А сам этот литвинский язык — это фактически язык ятвяжский: ятвяги с 1220-х годов (после миграции к ним лютичей Поморской Лютвы) стали называть себя литвинами.

Что писали древние авторы? Возьмем, например, «Хронику» Феодосия Софоновича (1673 год). О ятвягах он пишет:

«Ятъвежи были едного народу з литвою и з половцами, и з прусами старыми, з готтов пошли, которых столечное мЂсто было Дрогиїчинъ, а Подляшъе все аж до Прус, з Волыня почавши, осЂли были, Новгородок Литовскиї и околичниї волости держали».

И далее: «Тыі всЂ народы были потом готами и епидами, ядвЂжами, печенигами и половцами названыи. И иншиї засЂли тамъ, где теперь Литва, и над моремъ Прускимъ».

В XIII веке название «ятвяги» исчезает — вместо него в районе Новогрудка живет уже народ «литвины». Поэтому литвинский язык — это ятвяжский язык.

Папа римский Пий II, известный в миру под именем Эней Сильвий Пикаломини (1405 — 1464) в своей «Истории Чехии» писал:

«Литва своими просторами граничит с Польшей на востоке… Немного у литвинов городов, а также мало деревень… Язык народа — славянский. Это язык наиболее распространен и разделен на разные диалекты. Среди славян одни подчиняются Римской церкви, как далматы, хорваты, карнийцы и поляки. Другие придерживаются ошибок греков, как болгары, русины и многие из литвинов».

Вот этот «славянский» язык литвинов — это ятвяжский язык, западнобалтский и потому похожий на славянский (в сравнении с языками восточных балтов жемойтов и латышей) — но все-таки не славянский. Таким образом, древнебеларуский язык — это ятвяжский язык. А в более широком смысле — вообще западнобалтский язык коренного населения всей Беларуси: ятвягов, дайновичей и кривичей.

Кстати говоря, нынешние жители западной половины Беларуси антропологически и генетически идентичны ятвягам, о которых историки царской России и СССР писали (в угоду великодержавным мифам), что те, дескать, все «вымерли и исчезли». Никуда они не исчезли — они (гепиды, потом ятвяги, потом литвины) и есть сегодня беларусы.

МОВА ЛИТВИНОВ

Есть масса свидетельств о том, что у беларусов (литвинов) был до «рутенского» свой особый литвинский язык. Например, в 1501 году посол ВКЛ в Риме при Папе Александре VI Эразм Телак докладывал Папе, что литвины имеют свою собственную мову, но в связи с тем, что русины (украинцы) заселяли почти половину Княжества, литвины стали пользоваться их мовой, так как она «удобная для использования».

Таким образом получается, что т.н. «старобеларуский язык Статутов ВКЛ» — никакой не наш, а только «говорка» украинского языка.

Вот еще факт. В том же 1501 году виленский католический епископ Альберт (Войцех) Табар получил от Великого князя Литовского и Русского Александра письмо. Речь шла о том, что, не зная «литвинского говора», священники не могли никак научить паству слову Божьему (ибо службы велись на латинской мове). Епископу поручалось назначать ксендзов, которые бы знали эту «литовскую говорку» — обращаю внимание, вовсе не «русинскую мову» и не «жемойтскую мову».

В документе названы 28 католических центров, население которых не знало «рутенской мовы» и говорило на своем литвинском языке. Среди них: Лида, Дубинки, Пабойск, Слоним, Дубичи, Красное Село, Воложин, Молодечно, Радашковичи, Койданово (ныне Дзержинск) и прочие города главным образом нынешней Минской области, а также Гродненской и частично Брестской. Там же в списке: Гродно, Новогрудок, Волковысск, Слуцк — и даже далекий Стрешин над Днепром.

Это реальный факт, который показывает, что в 1501 году все население нынешней Западной половины Беларуси (включая Минщину) еще говорило на своем «литвинском языке» (очевидно, ятвяжском) и не знало рутенской (украинской) мовы. (См. книгу Павла Урбана «Старажытныя лiцьвины: Мова, паходжаньне, этнiчная прыналежнасьць». Минск, Тэхналогiя, 2001. Стр. 31-33. Урбан ссылается на Codex Ecclesiae Vilnensis. Nr. 507. P. 616-617.)

На фоне этих ярких фактов выглядят просто бредовыми фантазии иных историков Беларуси про какое-то «славянское» происхождение беларусов и про существование у нас в древности чуждых нам понятий и самоназваний «Русь» или «Белая Русь».

Что вообще считали в то время «Белой Русью»? Упомянутый выше посол ВКЛ в Риме при Папе Александре VI Эразм Телак в своих двух докладах Папе римскому в 1501 году всюду называет «Белой Русью» Московию. Как пишет Карамзин, московский князь Иван III свои письма Папе подписывал как «князь Белой Руси»; Московию именовали «Белой Русью» все путешественники, посещавшие Москву.

А вот «Белая Русь» (White Russia) на карте Эммануэля Боуэна (Emmanuel Bowen) 1747 года. Область «Белая Русь» охватывает Москву и лежит между ней и Литвой, которая вся по карте ныне — современная Республика Беларусь, то есть Литва, а не Белая Русь. На карте топонимы Белой Руси — Тверь, Ржев, Москва и др. Топонимы Литвы — Смоленск, Могилев, Рогачев, Речица, Минск, Новогродек, Витепск, Полоцек, Вильна, Троки. Территория нынешней Республики Летува к Литве никакого отношения не имеет и обозначена как самостоятельное государство Самогития. Обращаю внимание — эта карта составлена уже накануне первого раздела Речи Посполитой! Получается, что до царской оккупации этих земель никакой «Белой Руси» тут не было. А название нам было искусственно перенесено только в рамках оккупации.

Русский этнограф-беллетрист Сергей Васильевич Максимов (1831-1901) был в 1868 году (через 100 лет после оккупации) командирован Русским Географическим обществом в «Северно-Западный Край», где объездил губернии Смоленскую, Могилевскую, Витебскую, Виленскую, Гродненскую, Минскую — и в 1877 в Санкт-Петербурге издал свои наблюдения. Он докладывал в издании «Живописная Россія»:

«Названіе «Белоруссъ» — искусственное, книжное и офиціальное. Сами себя потомки Кривичей подъ этимъ именемъ не знаютъ. …подъ именемъ Белой Руси понимаетъ тамошнiй народъ Великороссiю. Местная интелигенція начала считать названіе «Белоруссомъ» даже обидным…»

Вот так! Сегодня в Беларуси это забыли — хотя забывать этого нельзя. Неужто наши предки, говоря в 1868 году, что они никакая не «Белая Русь», были нас глупее? Им-то вообще-то было куда виднее, чем нам сегодня — якобы умникам, воспитанным в СССР…

Кстати, многие беларуские историки фантазируют о том, что, дескать, население Восточной Беларуси (кривичи) себя в прошлом именовало «русинами». Это неправда. Например, в договорах 1440 г. между ВКЛ и Новгородской и Псковской республиками перечислены этносы ВКЛ: Литвины (жители ныне западной половины Беларуси), Полочане, Витебляне, Смоляне, Русины (украинцы). Александр Гваньини, написавший Хронику Европейской Сарматии, служил комендантом Витебска; он называет витеблян только литвинами, а вот московитов (с которыми и велась война) именует «белорусцами», а Московию — Белой Русью. Ясно, что человек, защищавший Витебск от московитов-белорусцев, никак не мог именовать витеблян «белорусцами». Поэтому ненаучен нынешний термин «древнебеларуский язык»: этот термин в средние века означал язык московитов — то есть язык совершенно другого народа и другой страны.

Надо сказать, что древние авторы все-таки выделяли западно-балтский язык — среди языков славянского и восточно-балтского. Первый епископ Пруссии Христиан, назначенный Ватиканом, писал: «Wenedia olim, nunc Lithphania, hinc sinus Venedicus dicitur». Это значило: когда-то звалась Венедией, а теперь это Литва, отсюда и название Венедского залива.

Очевидно, что речь идет о Лютве лютичей-вильцев на территории Поморья (откуда они к нам и мигрировали в 1220-е годы в район Новогрудка, создав ВКЛ и саму нашу новую Литву). Сегодня потомками Венедии и венедов себя именуют лужицкие сорбы, но в прошлом все эти земли были западнобалтскими — как не славянами, а западными балтами были сорбы, лютичи, венеды (до их славянизации), мазуры, западные пруссы, ятвяги, дайновичи, кривичи и днепровские балты, жившие в районе нынешнего Киева.

В трактате 1464 г. «Terra Pomerania quomodo subjecta est Ordini Fretrum Theutonicorum», говоря про «славянское происхождение померанов» (то есть лютичей-вильцев Поморья) неизвестный автор писал, что «язык поморов равно могут понимать поляки, русины, литвины и пруссы». Ясно, что эта указанная особенность выдает какую-то разновидность именно западнобалтского языка.

В Хронике Тамаша Гиерна (ок. 1649) сказано, что изначально у латышей и у вильцев-лютичей был один язык и они были одним народом — вместе с пруссами и ятвягами. Вильцами они звались от нашей реки Вилия. Но потом вильцы-лютичи с территории нынешней Беларуси ушли в Дакию или Валахию, а оттуда переселились в район между Лабой и Одрой, где и стали зваться лютичами и Лютвой-Литвой. Получается, что лютичи, придя в 1220-е в район Новогрудка, просто вернулись на свою Родину (и, очевидно, потому вернулись сюда, что помнили о ней и о своем отсюда исходе).

Кстати, именно тут находились главные языческие святыни западных балтов, связанные с богом Родом. Как считают исследователи, божество Род принадлежало к высшим небесным богам-творцам и хозяевам Мира, означало рождение всего живого и человеческого рода. На территории РБ по реке Радунь возле селения Радунь (имевшего, кстати, Магдебургское право) находилось древнее языческое место поклонения возле камня Рода. Там хоронили своих князей еще вильцы-лютичи, а затем это было местом могил и князей ВКЛ. Отсюда и название Радуницы — нашего языческого праздника кормления могил предков. Как пишет Павел Урбан, именно на этой святой долине был позднее заложен Нижний замок и нижний город Вильни — по причине близости с ритуальным местом погребения наших князей.

ЯЗЫК ЛИТВИНСКИЙ И ЯЗЫК «ЛИТОВСКИЙ»

Польский историк Ян Длугаш описал эпизод первого массового крещения литвинов (западных беларусов) в 1387 г., в котором участвовал сам Ягайло, архиепископ из Гнезно и целая свита польских священников. Автор отметил, что Ягайло «знал язык своего народа». Затем Длугаш описал также участие Ягайло в крещении жемойтов в 1413 г., но в этот раз сообщил, что, не зная жемойтского языка, польские священники пользовались услугами переводчиков.

Длугаш подчеркивал, что у литвинов (западных беларусов) язык более-менее понятен полякам, так как изначально «латинский язык» литвинов (то есть БАЛТСКИЙ) из-за широких контактов с соседями «приобрел особенности славянской мовы». В отличие от жемойтского языка. Об этом писали и другие авторы, например, другой польский хронист Мацей Мяховский в своем «Описании сарматов азиатских и европейских». Заметим также, что князья ВКЛ не знали языка нынешней Республики Летува — а знали именно язык литвинов-беларусов.

О том, что литвинский и жемойтский языки являются абсолютно разными языками — масса свидетельств. Тот же Длугаш в 11-ой книге своих хроник писал о назначении епископа для Жемойтии: «На первого епископа кафедры в Медниках был предложен Матей, по происхождению Немец, который, однако, родился в Вильне. Он хорошо знал мовы литовскую [литвинскую] и жемойтскую».

И даже в царской России жемойтский язык не называли «литовским». Вот яркий пример. Профессор истории Тэодор Р. Уикс (США) писал в статье «Русификация: слова и дела (1863-1914)» (журнал «ARCHE», №№7-8, 2008, стр.827), что генерал-губернатор Муравьев готовился к «введению преподавания жмудского письма [жмудская грамота] русскими буквами во всех школах Самогитии».

В документах 1870 года губернатор использовал только этноним «жмудский народ»: «Пристрастия к полякам у жмудского народа не было и не будет, пока местная администрация будет держать под строгим контролем деятельность польских землевладельцев и шляхты».

Тэодор Р. Уикс поясняет, что термином «литовцы» тогда именовали не жемойтов, как сейчас, а жителей губерний, ныне расположенных в Беларуси, то есть — нынешних западных беларусов.

В работе академика АН Литовской ССР К. Корсакаса и старшего научного сотрудника Института литовского языка и литературы АН Литовской ССР А. Сабаляускаса «Балтийские языки», опубликованной в журнале «Русская речь» в 1971 году (№4), сказано: «литовский литературный язык сформировался на основе диалектов западных аукштайтов». Время формирования — «конец XIX века».

Но с какой стати «литовским языком» называют жмудский язык — пусть и в его вариации аукштайтов как жителей той же самой Жмуди? Павел Урбан в этой связи пишет в цитированной выше книге (С. 33):

«Интересно, что историки, которые Аукштоту отожествляли с именно Литвой и подчеркивали не только географическую, но и государственную идентичность этих понятий, не могли назвать ни одного архивного документа, где хоть бы один из великих князей ВКЛ характеризовался как «князь» или «король» Аукштоты. Наоборот, есть акты, например, времен Великого князя Гедимина, в которых упоминались также земли Аукштоты и Жемойтии, но сам Гедимин титуловался в тех актах как «король Литвы»».

Следует также заметить, что никакого литературного языка с названием «литовский» в конце XIX века не формировалось. Ученые Литовской ССР фантазируют. На самом деле в царской переписи населения 1897 года в графе «литовские племена» три раздела: латыши (еще один «литовский язык»), жемойты (очевидно, с аукштайтами, а отдельно никакого упоминания об аукштайтах нет) и литовцы — то есть НЕПОСРЕДСТВЕННО литвины-беларусы, ибо проживают они, согласно данным переписи, именно в Минской области, в Гродненщине, Виленщине (с Суваликей), Брестщине и Белосточчине. То есть, эти «литовцы» в переписи — не восточные балты, а западные балты, бывшие ятвяги и дайновичи. Ныне — беларусы.

Следует также напомнить, что нынешние южные земли Республики Летува, подаренные ей Сталиным (Сувалкия и Дзукия, то есть Виленщина), считались ЭТНИЧЕСКИ БЕЛАРУСКИМИ всеми учеными периода царской России и досталинского СССР. Это отражено на картах проживания беларуского этноса, составленных Риттихом (1875), Карским (1903), Московской Диалектологической Комиссией (1915), Станкевичем (1921).

Зачем АН Литовской ССР понадобилось изобретать вымысел о «сотворении» какого-то нового «литовского» языка из слияния совершенно не литовских языков Жмуди? Ответ ясен: желание примазаться к чужой истории славной Литвы. Причем, даже свое название «жмудины» (так их поляки называли) там сегодня считают «оскорбительным», как и термины губернатора Муравьева «жмудская грамота» и «жмудский народ». «Оскорбляет», очевидно, что не «литвинами» и «Литвой» именовали, а именно своим историческим именем.

Некоторые историки и политики Жмуди дошли до того, что вообще в любых чертах балтизма на территории Беларуси видят «следы своего былого жемойтского владычества» над беларусами, а своими «владениями Жмуди» считают даже Минскас. Однако в формировании таких представлений невежественного Сталина, позволяющих прирастать Жемойтии в ХХ веке нашими этническими землями, более повинна великодержавная Историческая Школа царизма и СССР, которая априори считала беларусов «восточными славянами» и «младшим русским братом великороссов» — в рамках «обоснования исторического права Москвы» на наши земли.

Нынешний статус государственности и независимости Беларуси лишил смысла сие «обоснование прав Москвы» на нас как свою колонию. А с этим утратился и политический «заказ» на насаждение всех мифов, этим «обоснованием» созданных. И появилась наконец возможность сказать правду о нашей НАСТОЯЩЕЙ истории, которая была два века запрещена: истории литвинов (ятвягов и кривичей) Литвы. Не славян, а западных балтов — только славянизированных несколько веков назад.

НАСТОЯЩИЙ СТАРОБЕЛАРУСКИЙ ЯЗЫК

Во многих уголках Беларуси сельское население продолжает говорить на своем дославянском языке. Вот сообщение нашего читателя из Республики Летува:

«1978 году, в Бресте, местный житель В. Зинов нашёл старую книгу, написанную на латыни, в которой в конце был рукой написан разговорник-переводчик с польского на непонятный язык. Рукопись была в очень плохом состоянии, поэтому он 215 слов переписал в тетрадь. Позже эту тетрадь он принёс в Вильнюсский университет. Вначале там подумали, что это подделка, но потом стали анализировать эти слова. 11% из этих слов можно отнести к прусскому, летувисскому или латышскому языкам. К примеру: degt, ezt, karo, nakt, sała. 20% слов относятся только к латышскому и летувисскому языкам. К примеру: barnay, kaj, lets, maz, tews, upa. 25% слов соответствует только летувисскому языку: daug, gimna, gyr, terd, ugne. И т.д. Учёные думают, что это и есть старый ятвяжский язык».

То есть, уточним: он же есть литвинский язык, он же язык лютичей-вильцев, он же «старобеларуский язык». Это родной язык Ягайло и наших жителей, которых он крестил в 1387 г. Он же — литвинский язык 1501 года 28-ми католических центров ВКЛ, население которых не знало «рутенской мовы» и «жемойтской мовы». Это — вся Западная и Центральная часть нынешней Беларуси.

В 2006 году мне позвонила жительница Минска Лидия Ефимовна (Евфимовна, как она уточняет — отчество исковеркали в СССР службы ЗАГС), которая рассказала, что является представителем «прусской составной» беларуского народа, но, видимо, там просто сохранились наши древние западнобалтские истоки.

Она в семье говорит на «прусском языке», как на этом же языке говорит вся ее родня. Что она и продемонстрировала, перейдя в разговоре со мной на РАЗГОВОРНЫЙ «прусский язык». Это, конечно, вызвало у меня шок, так как, согласно научным представлениям, пруссы давно вымерли как народ, а два-три сохранившихся письменных памятника относятся к XV-XVI векам. И — что вообще открытие — никакого прусского разговорного языка сегодня в принципе нет, как считает наука.

«А вот есть такой разговорный язык!» — сообщает читательница. В Пинской и Брестской областях до сих пор живут десятки тысяч «пруссов», которые в семье, между собой, говорят на родном «прусском языке». Это не беларуский язык, не польский и не летувисский, а прусский, и детям из поколения в поколение передают деды, что вы — «пруссы», а не беларусы, поляки или летувисы.

Читательница также сообщила, что ряд древних беларуских текстов, которые историками комментировались как «написанные неизвестными письменами неизвестным языком», ею вполне читаются, так как написаны на ее родном «прусском языке». В том числе она привела пример соглашения о заключении Любленской Унии 1569 года (объединение ВКЛ и Польши в союзное государство Речь Посполитую — Республику): текст соглашения в одном из документов был написан, как комментируют историки, «непонятным никому языком». А вот наша читательница сей текст понимает в каждом слове, ибо он, как она говорит, на ее языке и написан. Каждое слово понимает — из текста, который объявлен нашими учеными «неразрешимой загадкой». (К сожалению, Лидия Ефимовна не уточнила, что именно это за документ и где она его видела; просим ее откликнуться и рассказать подробнее.)

Читательница назвала и несколько «прусских» сел в Беларуси, где сегодня до сих пор живут «пруссы», сохраняющие свою «прусскую» самоидентификацию, вспомнив из многих, как я записал, Одрижин и Акдемер. Есть и села, названия которых образованы от слова «пруссы». Назвала и ученого, который занимался 10 лет назад историей беларуских пруссов, — это Шелягович, тогда являвшийся преподавателем БГУ.

На территорию Западной Беларуси действительно мигрировало большое количество пруссов, спасавшихся от немецко-польской экспансии. Пруссом (королем Погезании) был и сам Миндовг, основатель ВКЛ. Однако в данном случае я все-таки не стал бы говорить о том, что речь имеет именно о прусском (погезанском) языке. Дело в том, что этот язык абсолютно ничем не отличался от ятвяжского языка нашего местного населения — потому сюда и бежали пруссы. Поэтому в данном случае — это все тот же наш древнебеларуский западнобалтский язык.

Когда я рассказал об этом в газете, мне позвонил еще один наш постоянный читатель (не назвавший своего имени) — родом из д. Купятичи под Пинском. Он подтвердил, что в его родной деревне до сих пор говорят на непонятном языке, а его мать и бабушка, говорившие в быту на трасянке, во время ссор все время переходили на свой непонятный язык — язык их предков.

Читатель приводит такие примеры из лексики этого языка: дочь в этом языке — дохна, золовка — ятробка, кружка — кварта, поля — дологи, канава — прысть. И так далее. Вся утварь дома в этом языке именовалась иначе, чем на беларуском или летувисском языках. Что любопытно — бабушка читателя даже не знала, что это за язык, на котором она говорит.

Читатель сообщил, что в 1958 г. в деревню приезжала этнографическая экспедиция из Минска, работе которой он, тогда школьник, активно помогал. Потом была и вторая экспедиция по изучению «диалекта», а затем больше никто не приезжал. На многие десятилетия, вплоть до сего дня, тема стала забытой и неинтересной в Минске. Видимо, по той причине, что «подрывала» мифы официоза про наше «славянское» происхождение.

Анатолий Иванович Житкевич из г. Барановичи продолжил тему забытых языков Беларуси. Он писал, что упомянутые читательницей Лидией Ефимовной деревни Одрижин и Акдемер находятся вблизи г. Иваново и г. Дрогичина в Брестской области:

«Мне известно, что и в самом г. Иваново проживают люди, которые именуют себя «лаборами» и сохраняют из поколения в поколение особый лаборский (лабурский) язык. Происхождение этого языка мне до настоящего времени было необъяснимым. Смею предположить, что язык этот и является прусским, а возможно полабским (наименование «лабор» имеет общий корень).

У меня имеется книга, подаренная автором Анатолием Денисейко, который проживает в г. Дрогичине, «Невыдуманные истории», в аннотации к которой автор пишет: «Эта книга задумывалась как сборник золотых россыпей живого житейского юмора земляков, ярких забавных историй полесского края». Интерес вызывает рассказ «Лаборская история», в котором упоминается об этом своеобразном для многих непонятном (только не местным жителям) лаборском языке. Герой рассказа — бывший реальный житель г. Иваново, проживавший по ул. Чкалова, 12. Направляю Вам ксерокопию этого рассказа.

Моя жена, уроженка г. Иваново, знает некоторые слова на лаборском языке, передаваемом местными жителями из поколения в поколение. Привожу примеры этих слов: корова — гэмытка; конь — волот; молоко — гальмо; сало — крысо; девушка — биячка; юноша — бияк; мужик (крестьянин) — мэть; бить — копсать; красть — япэрыть; понимать — сиврать; идти — пнать; домой — на похазы; хотеть (желать) — волыты».

Перескажу кратко своими словами рассказ Анатолия Денисейко «Лаборская история», присланный Анатолием Ивановичем.

Итак, в местечке Янов Кобринского уезда Гродненской губернии жил народ лаборы, говоривший на лаборском языке. В СССР язык вырождался, а интерес к нему помог воскресить забавный случай, который произошел на Белорусском вокзале Москвы в мае 1968 года, где в ожидании отправления поезда, мечтая о встрече с ласковой женой, любвеобильный Миша, потомок лабора, дал в Яново телеграмму: «Марфа… бияк на показы пнае кебитэ волить».

«Не успел наш полешук сесть в поезд, как загадочный текст его телеграммы уже лежал на столе в одном столичном ведомстве. И буквально поднял его на ноги. Пытаясь раскрыть, разгадать тайну слов, за работу взялись лучшие специалисты этого дела. Но лаборский орешек оказался им явно не по зубам, и они беспомощно развели руками. Из центра в край полешуков улетела шифровка. Местному отделению комитета госбезопасности города Пинска (обслуживало Яново) предписывалось «незамедлительно» раскрыть содержание телеграммы и доложить по инстанции».

В Пинске отыскали человека, владеющего лаборским языком, — старого лабора Пепко.

«Молча выслушав гостей, Пепко, полный важности, устроил им лаборский ликбез:

— «Бияк» — это такой боевой парень. Словом, забияка-лабор. «На показ пнае» — значит пнется, торопится показаться на глаза». Затем старый Пепко как-то стыдливо замялся, покашливая перевел до конца загадочный текст:

— Марфа, готовься. Парень торопится домой любовью заниматься.

В тот же день шифровка лаборского перевода ушла в Москву. Телетайп из столицы принес только одно слово: «Дураки». Прочитали полешуки ответ и немало удивились непривычной самокритичности москвичей».

На мой взгляд, этот лаборский язык — очередная вариация нашего древнебеларуского языка. Само слово «лабор» — это на древнем индоевропейском значило «труженик», то есть это язык черни Беларуси — в противовес знати и горожанам ВКЛ, которые говорили на рутенской мове Киевской церкви.

Ятвяги, снова повторю, никуда не исчезли — хотя именно так о них продолжают писать историки России. Другой наш читатель Андрей рассказал в своем письме о неудавшейся попытке создания национального движения ятвягов «Етвызь» в первой половине 1990-х:

«В то время на территории западного Полесья возникла организация «Етвызь», провозгласившая наличие особого этноса — ятвягов, как малой народности балтского происхождения.

Я не специалист и не берусь судить о том, насколько такие заявления обоснованы исторически и культурологически, но надо признать, что ятвяжское движение нашло некоторый отклик в среде местных жителей. Так, издавалась газета «Збуднинне» тиражом 25.000 экз., регулярно проводились фестивали западно-полесской песни. Ятвяжское движение, насколько я знаю, имеет довольно длительную историю. Оно возникло в межвоенный период, активно боролось с польской оккупацией. Впоследствии ятвяжское движение раскололось на два лагеря: проукраинский, имевший своим знаменем сине-желто-красное полотнище, и пробеларуский с бело-сине-белым штандартом (синий цвет символизировал Припять). Одно время ятвяжское движение было настолько активным, что националистические беларуские организации рассматривали его как одну из угроз нашей державности.

Со временем ятвяжское движение исчезло само по себе. Насколько мне известно, сейчас каких-либо организаций данного направления не существует. Хотя на момент создания «Етвызь» ставила целью объединение ятвяжского народа на землях Западного Полесья, Волыни и Подляшья в рамках единой державы».

Тут — ярчайший пример поразительного парадокса: беларуские националисты, воспитанные на баснях КПСС, не знают о том, что беларусы и произошли от ятвягов-литвинов, а вовсе не от каких-то «славян» — и видят ятвяжское движение «угрозой нашей державности». На самом деле это точно так же глупо и нелепо, как, например, в Москве местные националисты увидели бы «угрозой себе» некое движение энтузиастов термина «московиты»: получилось бы, что русские москвичи борются с москвичами этноса московитов. У нас ситуация именно такая: глупые трения на почве массового невежества о происхождении своей нации.

ПАРАДОКСЫ ИСТОРИОГРАФИИ БЕЛАРУСИ

Следует заметить, что новейшие учебники истории Беларуси для СШ уже не столь категоричны в «славянских истоках беларусов», как советские издания. Там осторожно пишется, что на этот счет у историков есть разные гипотезы, а в целом говорится, что некие славяне пришли в Беларусь и славянизировали живших тут испокон веков балтов.

Но все это остается на уровне даже не гипотезы, а только басни. Не сообщается, откуда и зачем, когда сии славяне пришли в Беларусь, кем они были, сколько их было, как вообще они могли прийти на наши этнически им чуждые земли — без сопротивления с нашей стороны. Главная научная методологическая ошибка — подмена понятия распространения славянского койне (через христианство и иные пути) — понятием якобы появления тут самих славян.

Для сравнения: в 1950 году в 75% беларуских семей говорили на беларуской мове. После чудовищного кризиса села при Хрущеве и повального бегства колхозников в города — в 1975 году пропорция изменилась с точностью наоборот: уже только в 25% беларуских семей звучала мова, а в 75% говорили на русском языке. Означает ли это, что к нам в Беларусь за эти четверть века якобы «пришло» 50% русских как нашего населения? Да нет, конечно. Никакого «прихода русских» в размере 4,5 миллионов не было — как и равного «исчезновения» беларусов. Просто в семьях стали говорить на другом языке.

Вот точно такое и произошло с нами в древности, когда мы с нашего исконного западнобалтского языка перешли на славянский койне. Так что приплетать «чье-то к нам переселение» — ненаучно. Смена языка — не имеет часто никакого отношения к какой-то значимой миграции.

Аналогичный миф касается периода XVII века, когда шляхта ВКЛ массово переходила на польский язык. Российские и иные пророссийские беларуские историки или сознательно (в рамках отрицания нашей государственности), или по своему невежеству тиражируют миф о том, что нами якобы «правила польская шляхта». Что является ложью, так как законы ВКЛ запрещали польской шляхте у нас обустраиваться и иметь поместья. В реальности шляхта ВКЛ оставалась той же самой — нашей этнически, но переходила на польский язык только из-за моды Речи Посполитой или из-за принятия католичества. Но говорить на польском языке в высшем свете — это не значит быть поляком. Точно так в царской России XVIII-XIX веков вся богема говорила на французском языке (в романе Льва Толстова «Война и мир» целые страницы на нем), но это не означало, что дворянство России — стало вдруг французами и «французской шляхтой». Тем более во время войны с Наполеоном.

Что касается термина «древнебеларуский язык» (или «старобеларуский»), то, полагаю, надо наконец поставить все точки над «i»: наш древнебеларуский язык — это неславянский язык литвинов, западных балтов — ятвягов, дайновичей и кривичей — и равно язык вильцев-лютичей. Мы никакими славянами никогда не были, как ими не являемся и сегодня — а только славяноязычные, к тому же русскоязычные. Но не русские и не славяне. Мы — те, кем и были 3500 лет назад: мы продолжение наших предков. А на каком языке говорим — не столь и важно, так как за свою историю меняли эти языки, как перчатки. Можно говорить и на эсперанто — но мы все равно останемся беларусами…